Сказка "Обезьянья лапка".

Обезьянья лапка

Лорд Уильямс Джэкобс

За окном хлестал холодный ливень, но в маленькой гостиной на вилле Лабернум шторы были задернуты и в камине ярко пылал огонь. Сын с отцом склонились над шахматной доской: последний, свято веривший в теорию быстрых разменов, безо всякой необходимости загнал собственного короля в ситуацию столь безнадежную, что даже его жена — седовласая женщина, тихо вязавшая у окна,— не смогла удержаться от замечаний.

— Ты только послушай, какой ветер,— заметил мистер Уайт как бы невзначай; слишком поздно осознав свою роковую ошибку, он теперь пытался отвлечь внимание сына от партии самым наивным из всех возможных способов.

— Слышу,— ответил Герберт, мрачно оглядел доску и потянулся к фигуре.— Шах. 
— Наверное, не придет он уже.— Рука отца застыла над доской.

— Мат,— отрезал сын. 
— Вот вам все прелести прозябания у черта на куличках!— взревел мистер Уайт с необъяснимой яростью.— Много в мире непролазных, забытых богом дыр, но наша уж точно самая мерзкая. К воротам пойдешь — в болоте увязнешь, выберешься на дорогу — смоет рекой! И что они там себе думают? Хотя, что им думать-то: всего два дома у дороги осталось — стоит ли беспокоиться?... 
— Ну-ну, не переживай так, милый,— ласково вздохнула миссис Уайт.— В следующий раз выиграешь обязательно.

Мистер Уайт поднял глаза и уже раскрыл было рот, чтобы дать достойный отпор, но перехватил понимающий взгляд, каким жена обменялась с сыном, и ничего не сказал, спрятав виноватую усмешку в реденькой бороденке.

— Ну вот и он, наконец,— вздохнул Герберт. Действительно, во дворе громыхнула калитка, и тут же послышались тяжелые шаги по дорожке.

Старик вскочил с места и поспешно, как подобает радушному, хозяину, отправился открывать дверь; несколько секунд спустя он уже встречал гостя, шумно извиняясь перед ним за непогоду. Последний и сам не преминул выразить себе сочувствие, так что миссис Уайт даже причмокнула насмешливо: «Ах, ах, глядите-ка!» — тут же, впрочем, подавив реплику деланным кашлем. В комнату вошел муж; за ним следом ввалился здоровенный детина с глазками-бусинками и рубиново-красной физиономией.

— Старший сержант Харрис,— представил гостя мистер Уайт. 
Тот пожал всем руки, сел в придвинутое к огню кресло и стал весьма благосклонно взирать, как хозяин достает бутыль виски с тумблером, а хозяйка ставит на огонь чайник. После третьего стаканчика глаза у гостя разгорелись, и он, расправив широченные плечи, повел рассказ о диких нравах и мужественных поступках, о войнах и эпидемиях, о непостижимой жизни далекого, чужого народа. Семейный кружок внимал рассказчику с живейшим интересом.

— Двадцать один год отдал службе,— кивнул в его сторону мистер Уайт, обращаясь к жене и сыну.— Уезжал от нас, помню — был такой худенький малец со склада, а теперь вы только на него поглядите! 
— Что ж, служба ему, похоже, не очень-то повредила, — вежливо заметила миссис Уайт.

— Вот бы и мне в Индию съездить,— мечтательно протянул старик.— Просто так — поглядеть хотя бы, как люди живут. 
— Сиди уж лучше, где сидишь — покачал головой старший сержант и тихо вздохнул, поставив на стол опустевший стакан. 
— Посмотреть бы на все эти древние храмы, на факиров с жонглерами... Кстати, что это ты начал рассказывать мне на днях, а, Моррис? Об обезьяньей лапке?

— Ничего,— поспешил ответить солдат,— ничего, во всяком случае, такого, что заслуживало бы внимания. 
— Об обезьяньей лапке? — удивилась миссис Уайт. 
— Да так, ерунда... То, что у нас называется колдовством,— бросил небрежно Моррис.

Все трое невольно подались вперед. Гость рассеянно поднес к губам пустой стакан и вновь поставил его на стол; хозяин мигом исправил оплошность, наполнив его.

— Посмотришь на нее — так, ничего особенного: самая обычная лапка, только мумифицированная.— Порывшись в карманах, сержант достал оттуда талисман и протянул на ладони. Женщина в испуге отпрянула, но сын взял лапку и с любопытством ее осмотрел. 
— Ну и что же в ней примечательного? — поинтересовался мистер Уайт после того, как, отобрав лапку у Герберта, сам тщательно изучил ее и положил на стол. 
— Она заколдована старым факиром,— ответил Моррис. — Очень, очень был святой человек. Он решил доказать всем, что нашей жизнью управляют законы судьбы и что каждый, кто попытается в них вмешаться, будет наказан. Согласно его заклинанию лапка должна трижды — трем разным людям — исполнить по три желания. 
Заключительные слова прозвучали необычайно торжественно; смех хозяев, напротив, — дребезжаще-фальшиво.

— Ну и почему же, вы, сэр, до сих пор не использовали свои три попытки? — первым сообразил Герберт. 
Сержант бросил на него такой взгляд, каким лишь умудренный опытом старец может взирать на юного выскочку.
— Я использовал их,— тихо сказал он, и пятнистое лицо его слегка побледнело. 
— А кроме вас, кто-нибудь уже это сделал? — поинтересовалась пожилая леди. 
— Да, был еще один человек,— вздохнул Моррис—Не знаю, какими были его первые два желания, но в третий раз он попросил о смерти. Так она ко мне и попала. 
Слова эти были произнесены столь серьезно, что в комнате наступило гробовое молчание. 
— Ну, раз ты себе желания уже загадал, тебе она ни к чему,— наконец заговорил старик.— Для чего же ты ее у себя держишь, а? 
— Просто так, наверное, смеха ради,— покачал головой сержант.— Была у меня мысль продать ее кому-нибудь, да что-то сейчас я засомневался. Слишком много успела она причинить зла. Да и потом, кто ее купит? Любой скажет: пусть она хоть одно желание мне исполнит, а уж деньги потом.

— А если бы тебе предложили загадать еще три желания, ты бы, наверное, не отказался? — старик внимательно взглянул старшему сержанту в глаза. 
— Вот уж, право, не знаю,— ответил гость.— Нет, не знаю даже, что на это ответить.

Он взял лапку большим и указательным пальцами, поболтал ею немного в воздухе и вдруг швырнул ее в камин. Слабо вскрикнув, мистер Уайт упал на колени и выхватил талисман из огня.

— Брось ее, пусть сгорит,— произнес сурово солдат. 
— Если она, Моррис, тебе не нужна, отдай ее мне. 
— Нет,— ответил тот,— я уже бросил ее в огонь. Хочешь — забирай, но только пеняй потом на себя. А лучше послушай меня: брось ее туда, откуда достал. 
Старик лишь угрюмо покачал головой и принялся разглядывать приобретение. 
— А как это делается? — спросил он наконец. 
— Поднимаешь ее вверх в правой руке и произносишь вслух свое желание. Но учти — я предупредил тебя о последствиях.

— У нас тут с вами прямо «Арабские ночи»,— заметила миссис Уайт и поднялась, чтобы накрыть на стол.— Попроси для начала у лапки, чтобы к моим двум рукам еще добавилась парочка.

Муж тут же полез за талисманом в карман, и Моррис перехватил его руку с таким испуганным выражением лица, что все трое невольно расхохотались.

— Если уж тебе необходимо придумать желание,— хрипло пробормотал он,— пусть это будет по крайней мере что-нибудь благоразумное. 
Мистер Уайт положил талисман обратно в карман, расставил стулья и жестом пригласил друга к столу. За ужином все об обезьяньей лапке совершенно забыли, а после еды переключились на Морриса, приступившего ко второй части своих индийских воспоминаний.

— Если история об обезьяньей лапке столь же правдива, как и все остальное, что он тут нам рассказывал, вряд ли мы сумеем извлечь из нее много пользы,— заметил Герберт после того, как гость, закрыв за собой дверь, поспешил на последний поезд. 
— Ты ему конечно, за нее еще и заплатил? — Миссис Уайт бросила на мужа испытующий взгляд. 
— Так, самую малость,— признался тот и слегка покраснел.— Он-то денег брать не хотел — наоборот, все уговаривал меня избавиться от нее поскорее. 
— Ну еще бы: теперь мы, считай, богаты, знамениты и счастливы,— бросил Герберт, изобразив на лице притворный ужас — Попроси лапку, чтобы она сделала тебя каким-нибудь императором, папа,— это уж точно избавит тебя от придирок,— добавил он и тут же бросился вокруг стола наутек, спасаясь от миссис Уайт, вооружившейся рулоном мебельной обивки. Мистер Уайт вынул лапку из кармана и смерил ее скептическим взглядом.

— А ведь действительно, даже не знаю, чего и пожелать. Все вроде бы есть,— проговорил он медленно. 
— Как же, а налог на недвижимость? — Герберт остановился за его креслом и положил ладони отцу на плечи.— Закажи себе фунтов двести — будет совсем уж полный порядок.

Отец поднял талисман и смущенно, словно посмеиваясь над собственным простодушием, улыбнулся. Сын тотчас уселся за фортепиано и, не преминув подмигнуть матери, с самой торжественной миной ударил по клавишам.

— Хочу, чтобы у меня появились двести фунтов, — отчетливо провозгласил пожилой джентльмен под грохот звучных аккордов и... внезапно вскрикнул. Музыка оборвалась. Мать с сыном немедленно к нему подскочили. 
— Она шевельнулась! — воскликнул мистер Уайт — Лишь только я произнес эти слова, как она змеей извернулась в моем кулаке! 
— В любом случае, денег я что-то не вижу.— Сын поднял лапку с пола и положил ее на стол.— И готов побиться об заклад, не увижу их никогда. 
— Тебе это показалось, отец.— Миссис Уайт бросила на мужа обеспокоенный взгляд. Тот покачал головой. 
— Да, в общем-то, какая разница. Ничего страшного не произошло, но уж очень все это было неожиданно.

Все трое снова расселись у огня: мужчины раскурили трубки. Ветер снаружи неистовствовал пуще прежнего. Где-то наверху хлопнула дверь: старик поднял голову и долго глядел в потолок. В комнате воцарилась непривычная, гнетущая тишина. Наконец старики поднялись, чтобы отправиться спать.

— Готовься найти пару монет в большом мешке посреди кровати,— заметил Герберт, пожелав им спокойной ночи.— И уж, конечно, на шкафу обязательно будет сидеть, скорчившись, нечто ужасное: должен же кто-то понаблюдать за тем, как ты прикарманиваешь неправедным путем нажитое добро...

Некоторое время юноша сидел в темноте один, вглядываясь в последние блики угасающих угольков, где одна за другой у него перед глазами стали возникать вдруг фантастические образины. Последняя омерзительная физиономия была так похожа на обезьянью морду, что он изумленно поднял брови, усмехнулся, нащупал стакан на столе и выплеснул остатки воды в камин. Ладонь его случайно легла на обезьянью лапку. Он вздрогнул, вытер руку о ночной халат и отправился спать.

На следующее утро, сидя за завтраком и жмурясь от яркого зимнего солнца, старик со смехом вспоминал свои недавние страхи. Чем-то буднично-здоровым дышала комната — чего так не хватало ей предыдущим вечером... Грязная сморщенная лапка, как бы в знак полного недоверия к ее мнимым достоинствам, оказалась заброшенной на буфет.

— Отставники — они, наверное, все одинаковы, — заметила миссис Уайт.— Да и мы хороши — уши развесили. Кто это слыхивал, чтобы в наши дни и вдруг исполнялись желания. И потом, скажи-ка, отец, ну как могут тебе повредить лишние двести фунтов?

— Почему же — а ну как упадут с неба, да и прямо ему на голову? — легкомысленно встрял Герберт. 
— Моррис говорит, это происходит естественно, как совпадение,— сказал отец. 
— Ну хорошо, ты, главное, не находи ничего до моего прихода.— Герберт поднялся из-за стола.— Не то эти деньги превратят тебя в жадного скупердяя, и нам с мамой придется от тебя отказаться.

Миссис Уайт со смехом проводила сына к двери и, проследив взглядом, как он перешел дорогу, вернулась к столу, где долго еще потешалась над легковерностью мужа. Впрочем, это не помешало ей сначала со всех ног поспешить к порогу на стук, а затем недобрым словом помянуть пагубные привычки отставного сержанта: оказалось, что это почтальон принес счет от портного.

— Ну что ж, у Герберта, когда он вернется, будет хороший повод для новых шуток,— сказала она, когда они сели обедать. 
— Так-то оно так,— мистер Уайт подлил себе пива. — Но в том, что эта штуковина шевельнулась, могу поклясться. 
— показалось,— мягко возразила жена. 
— Говорю тебе — шевельнулась. И ничего мне не казалось. Я просто... Что там такое?

Миссис Уайт не ответила. Она наблюдала за странными маневрами незнакомого мужчины, который, как-то робко поглядывая на дом, похоже, никак не мог решить, входить ему или нет.

Невольно связав появление незнакомца с двумястами фунтов, миссис Уайт тут же отметила про себя, что он хорошо одет, на голове у него обтянутый шелком котелок, сияющий новизной. Трижды человек замедлял шаг у ворот, трижды проходил мимо и лишь на четвертый раз остановился, с неожиданной решимостью толкнул калитку ворот и по дорожке направился к дому. Миссис Уайт быстренько развязала фартук, сунула эту не слишком привлекательную деталь своего туалета за подушку кресла и пошла к двери. Несколько секунд спустя она ввела гостя в комнату. Он, казалось, был чем-то очень смущен.

Пока миссис Уайт извинялась за беспорядок в комнате, за халат на муже, приберегаемый обычно для работы в саду, мужчина молчал, как бы занятый своими мыслями, и лишь изредка украдкой на нее поглядывал. После того как она смолкла, гость еще несколько секунд собирался с мыслями.

— Меня попросили зайти к вам...— начал он и тут же осекся. Затем вынул из кармана бумажный прямоугольник.— Я пришел к вам по поручению «Моу энд Мэггинс». Женщина вздрогнула.

— Что-то случилось с Гербертом? — проговорила она едва слышно.— Что? 
— Ну-ну, мать, перестань сейчас же,— поспешно перебил ее муж,— сядь лучше и не торопись. Вы ведь не принесли нам дурных вестей, сэр? — Он заискивающе взглянул гостю в глаза.

— Мне очень жаль...— вновь начал тот. 
— Произошло несчастье?! — воскликнула мать. 
— Да, большое несчастье,— кивнул мужчина.— Но... ему не было больно. 
— О, слава богу! — всплеснула руками старушка. — Слава!..— Она осеклась на полуслове, осознав внезапно зловещий смысл этих слов. Подтверждение своей страшной догадке она прочла на лице незнакомца: тот попытался спрятать глаза.

Миссис Уайт обернулась, положила ладони на руки мужу — он, кажется, так до сих пор и не понял, о чем идет речь. Наступило продолжительное молчание. 
— Его... затянуло в станок,— тихо произнес гость. 
— Затянуло в станок,— автоматически повторил мистер Уайт. Некоторое время старик сидел, пусто глядя в окно, и сжимал пальцы жены — совсем как в годы юности сорок лет назад... 
— У нас больше никого не осталось,— выговорил он наконец, медленно поворачиваясь к гостю.— Это... так тяжело. 
Мужчина откашлялся, поднялся с места и подошел к окну. 
— Руководство компании просило меня выразить вам искреннее соболезнование,— заговорил он, не поворачивая головы.— И... прошу вас, поймите: я — их служащий и всего лишь выполняю приказы.

Ответа не последовало: старая женщина сидела с побелевшим лицом и, затаив дыхание, широко раскрытыми глазами смотрела прямо перед собой. Странно выглядел и муж ее в ту минуту: наверное, с таким выражением на лице его друг, старший сержант, шел когда-то в свой первый бой...

— Должен сказать вам, что «Моу энд Мэггинс» снимают с себя всякую ответственность за случившееся,— продолжал гость.— Они не признают за собой вины, однако, учитывая все, что сделал для нашего предприятия ваш сын, хотели бы предложить вам определенную сумму в качестве денежной компенсации.

Мистер Уайт выпустил из рук ладонь жены, поднялся на ноги и с ужасом воззрился на собеседника. 
— Сколько же? — спросил он, с трудом шевельнув пересохшими губами. 
— Двести фунтов. 
Старик не слышал, как вскрикнула жена: он слабо улыбнулся, выбросил вперед руки, словно слепец, и всем телом рухнул на пол.

Похоронив сына на огромном новом кладбище примерно в двух милях от Виллы, старые родители вернулись к себе под крышу — в дом, погрузившийся в безмолвие и полумрак. Первое время здесь стояла странная тишина: не в силах до конца осознать смысл происшедшего, родители, казалось, все еще ждали, что произойдет какое-то чудо и хотя бы чуть облегчит груз страшной утраты, непосильный; для их изношенных старых сердец. Но прошло несколько дней, и ожидание уступило место отчаянию — тихому и безнадежному отчаянию старых людей, которое иногда по ошибке принимают за безразличие. Изнуряюще долгими стали дневные часы: были дни, когда мистер и миссис Уайт не находили в себе сил обменяться парой слов — да и о чем было говорить им теперь?

Неделю спустя, проснувшись среди ночи, старик протянул руку и обнаружил, что лежит в кровати один. В комнате было темно, но со стороны окна доносились приглушенные всхлипывания. Мистер Уайт приподнялся с кровати, прислушался. 
— Иди сюда,— нежно позвал он.— Иди же, простудишься. 
— Сыну сейчас холоднее, чем мне,— ответила старая женщина и разразилась слезами.

Несколько минут спустя, когда старик почти уже провалился в сон, раздался пронзительный крик: 
— Лапка! Обезьянья лапка! 
Он испуганно вскочил с кровати. 
— Где? Где она? Что случилось? 
Жена брела к нему через всю комнату, натыкаясь на мебель. 
— Она мне нужна. Ты ничего с ней не сделал? 
— Она на полке в гостиной,— пробормотал мистер Уайт, все еще не понимая, в чем дело.— Да что случилось? 
— Только сейчас сообразила! — истерически воскликнула старая женщина — И почему я не вспомнила о ней раньше? Почему ты не вспомнил? 
— Не вспомнил о чем? 
— У нас в запасе еще два желания,— бросила она скороговоркой— Мы использовали пока только одно. 
— Неужели тебе этого мало? — вскрикнул муж. 
— Да! Мы используем вторую попытку. Сейчас же спустись, найди лапку и попроси у нее, чтобы наш мальчик снова был жив. 
Старик сел в постели и скинул простыни с трясущихся ног. 
— Боже мой, ты сошла с ума! 
— Найди ее! — задыхаясь, кричала жена — Найди скорее и загадай желание. О, мой мальчик, мой мальчик... 
Мистер Уайт чиркнул спичкой и зажег свечу. 
— Ложись в постель,— произнес он дрожащим голосом. — Ты не соображаешь, что говоришь. 
— Наше первое желание исполнилось,— пробормотала женщина будто в бреду,— почему же не попробовать еще? 
— Совпадение,— заикаясь, произнес старик. 
— Разыщи ее и скажи, чтобы наш сын ожил! — закричала она, не в силах унять дрожь во всем теле.

Старик обернулся и бросил на жену пристальный взгляд. 
— Он мертв уже десять дней,— заговорил он наконец. — Я никогда не стал бы тебе говорить об этом, но... мне удалось опознать его лишь по одежде. Если даже тогда тебе нельзя было видеть Герберта, можешь представить себе, что с ним стало теперь!

— Верни его мне! — завопила старуха и потащила мужа к двери.— Неужели ты думаешь, что я испугаюсь ребенка, которого сама же вырастила?!

Мистер Уайт побрел в темноту, пробрался на ощупь в гостиную и приблизился к камину. Талисман лежал на прежнем месте. Внезапная мысль о том, что, еще прежде чем он успеет унести ноги, невысказанное желание может вернуть в дом изуродованного до неузнаваемости сына, привела старика в неописуемый ужас. Едва переведя дух, он обнаружил, что забыл, в какой стороне находится дверь.

Обливаясь холодным потом, мистер Уайт добрался-таки до стола, пошел вдоль стены и по коридору вернулся к себе в комнату с талисманом в руке. При виде мужа лицо женщины преобразилось. Белое и застывшее, оно несло на себе печать безумного, нечеловеческого ожидания. Старик поймал себя на том, что боится ее.

— Ну, говори! — громко вскрикнула миссис Уайт. 
— Это глупо и противно Богу,— запинаясь, пробормотал муж. 
— Говори! 
— Пусть мой сын снова будет живым. 
Несколько секунд старик в ужасе глядел на талисман, каким-то образом оказавшийся на полу, затем рухнул в кресло. Старая женщина подошла к окну и отдернула штору: глаза ее горели безумным огнем.

Мистер Уайт посидел немного, время от времени поглядывая в ее сторону, затем почувствовал, что замерзает. Догорающая свеча в фарфоровом подсвечнике, все это время бросавшая на стены и потолок слабые пульсирующие тени, ярко мигнула последним бликом и погасла. С чувством невыразимого облегчения от того, что на этот раз талисман оказался бессилен, старик вернулся в постель: через минуту-другую рядом с ним тихо и вяло опустилась жена.

Мистер Уайт первым не выдержал тяжести мрака: собрав воедино остатки мужества, он потянулся за коробком, чиркнул спичкой и побрел вниз за новой свечой. У подножия лестницы спичка погасла, и в тот самый момент, когда он остановился, чтобы зажечь следующую, послышался вороватый, очень тихий стук в дверь. Коробок выпал у старика из рук, спички рассыпались по полу.

Затаив дыхание, он подождал, пока стук повторится, затем развернулся, бросился по лестнице вверх, вбежал в комнату и закрыл за собой дверь. В третий раз стук разнесся уже по всему дому. 
— Что это? — резко привстав с кровати, спросила старая женщина. 
— Крыса,— едва выговорил дрожащим голосом муж. — Крыса... Она пробежала мимо меня по лестнице. 
Миссис Уайт села и прислушалась. Внезапно стены дома сотряслись от грохота.

— Это Герберт,— вскричала она.— Герберт! Женщина метнулась было к двери, но муж успел схватить ее за руку. 
— Что ты собираешься делать? — хрипло прошептал он. 
— Это же мой мальчик, Герберт! — воскликнула жена, вырываясь из его рук.— Я же совсем забыла — ему пришлось идти две мили! Зачем ты держишь меня? Пусти! Я должна открыть ему дверь. 
— Ради всего святого, не впускай э т о в дом! — возопил старик. 
— Ты испугался своего же сына! Отпусти меня. Я иду, Герберт, иду! — Резким движением женщина вырвалась и побежала к двери. Старик бросился следом, стал звать жену, но тщетно: она уже спешила по лестнице вниз. Загремела цепочка, заскрежетал железный засов. 
— Верхняя щеколда! — донесся до него голос жены. — Спустись, я не достаю до нее!

Но мистер Уайт уже ползал по полу на четвереньках в поисках обезьяньей лапки. Только бы успеть, прежде чем ужасное существо проникнет в дом! Внизу уже грохотала настоящая канонада. Послышался визгливый скрип: это жена тянула по полу стул к двери. В тот самый момент, когда раздался скрежет второй щеколды, старик нашел талисман и яростно выдохнул свое третье и последнее желание. Стук оборвался, хотя эхо его, казалось, все еще бушевало в стенах дома. Скрипнул отодвигаемый стул — дверь отворилась.

Порыв ледяного ветра быстро достиг верхней площадки; в ту же секунду по всему дому разнесся протяжный горестный вой. Крик этот придал старику достаточно храбрости, чтобы сначала сбежать вниз, к жене, затем пройти с ней к калитке.

Мерцающий свет уличного фонаря у дома напротив освещал лишь пустынную дорогу.